Ухов. У вас столько общих тем! Обсудите фильмы, книги!
Володя (с готовностью). Вы читали «Над пропастью во ржи?»
(х/ф «Старшая сестра», 1966 г.)
Володя (с готовностью). Вы читали «Над пропастью во ржи?»
(х/ф «Старшая сестра», 1966 г.)
Вот сейчас я предвижу урожай гнилых помидор. Или чем там сейчас принято кидаться – говорят, тапками.
Предвижу, опять же, горестный вопрос ближайшей подруги, с которой когда-то мы делились книгами и мечтами: как ты могла предать любимый роман отрочества?!
Спокойно, друзья. Это я не предаю Сэлинджера, мою незакатную любовь. Это я за него заступаюсь.
Во-первых, начнем с очевидного. «Над пропастью во ржи» - это очень хорошая книга. И точка. Этот вопрос, думаю, обсуждать нет смысла.
А во-вторых, согласитесь, если говорить о действительно переоцененной книге, то надо обсуждать книгу как минимум массово оцененную. Не Коэльо или там оттенки серого, которые всего лишь хорошо продавались и давно уже угнездились в своей собственной узенькой нише. Лучше всего говорить об истинной славе. О громокипящей.
Именно такая громокипящая слава, как цунами, в свое время обрушилась на «Над пропастью во ржи». Притопив попутно другие произведения Сэлинджера.
Все, наверное, видели пафосные списочки типа «50 книг, которые надо прочитать, чтоб за умного сойти». Или десять книг. Или пять. Даже если там будет только две книги, все равно, уверена, в таком списочке окажется «Над пропастью во ржи». Хотя, как по мне, по-настоящему проникнуться этой вещью можно только в трех случаях:
- Тебе четырнадцать лет, и по этому поводу мир тебя бесит (фактически, снаружи тебе может быть сколько угодно лет, я про вечную молодость души).
- Ты родитель человека, которому четырнадцать лет и по этому поводу мир его бесит.
- Ты дзен-буддист.
Остальные чаще всего недоуменно пожимают плечами. Сэлинджер, мол, великий писатель, ага. Ах, Аполлон, ах, Аполлон. А великая книга по факту представляет собой унылое ворчание одинокого подростка. Озлобленный дурак этот ваш Сэлинджер, то есть простите, Холден, какая к черту разница. На самом деле разница-то есть. Чтобы понять, почему Сэлинджер – не Холден, точнее, не только Холден, чем хорош он сам и собственно этот роман – надо начать знакомство с совершенно других книг. Потому что Сэлинджер – не Холден, блин, Колфилд, а Бадди Гласс. Если уж на то пошло. Да и Бадди Гласс меньше и ограниченнее Сэлинджера, потому что автор и на Бадди Гласса способен посмотреть со стороны, и на Симора Гласса тоже, не то что на грустного юнца Холдена Колфилда.
Но ради бога, друзья, скажите: вы когда-нибудь видели в популярном списке книгорекомендаций повести и рассказы о Глассах? Хоть один-единственный раз? Ага, щаз. Всюду, всюду, всюду – «Над пропастью во ржи». Ни у одного знаменитого убийцы в кармане не находили «16 Хэпворта 1924 года» (и слава богу; и почему я не удивлена?), а распиаренный, растасканный на цитаты, обцелованный инфантильными мальчиками «Ловец во ржи» всплывает громкой историей то там, то сям.
«Над пропастью во ржи», на мой невзыскательный вкус, занимает в творчестве Сэлинджера где-то то же место, что и «Повести Белкина» в творчестве Пушкина. В школе нас знакомят с нашим всем прежде всего по «Евгению Онегину» и «Капитанской дочке», а уже потом мы сами, пардон, догоняемся другими его значимыми произведениями. Никому не приходит в голову рассматривать «Барышню-крестьянку» и «Выстрел» (а они отличные!) как вершину творчества автора. Так же и с мизантропом Холденом надобно знакомиться уже после встречи с семейством Глассов и их доктриной: «Ты знаешь, кто такая эта Толстая Тетя? Да это же сам Христос, дружище!». «Над пропастью во ржи» - это лишь одна реплика в долгих размышлениях Сэлинджера о человеке, обществе и их отношениях.
И вообще, дайте в руки незнакомому с Сэлинджером неофиту «Грустный мотив» или «Человека, который смеялся», а потом «Выше стропила, плотники!» - и он отдаст свое сердце Сэлинджеру; ну, или не отдаст, и это уже точно будет значить, что ему не по пути с этим писателем. Так нет же, берется самое специфическое, самое нетипичное для автора произведение и навязывается всем под видом Книги, Которую Должны Прочитать Все. А потом мы удивляемся, что у нас ложечки, то есть читатели, пропадают.