- Пиши чаще… Просто ничего не пиши, а… жив… и всё.
(из письма)
В эти праздничные дни очень хочется вспомнить «Письма с фронта» И.Зубжицкой, спектакль-концерт, прошедший всего дважды, но оставивший глубокий след в душе.
Очень прост и целомудрен был этот спектакль. Черный кабинет, несколько деревянных табуретов, экран в глубине сцены. Экран не отвлекал от происходящего и не замещал собою действия – на всем протяжении концерта шли кадры военной хроники. Музыка играла особую роль в спектакле – ее было много, очень много, но среди музыкальных номеров встречалось мало привычных песен, часто звучащих на военных концертах. И благодаря этому исчезало ощущение «концертности», какой-то готовой музыкальной программы – песни входили в спектакль и сменялись другими, каждый раз рождая особые, неповторимые ассоциации.
А над головами зрителей, по веревке, протянутой через зал, ползли, ползли солдатские треугольники. Для спектакля были отобраны подлинные письма военной поры – с фронта и на фронт. Актеры читали их – точнее, проживали, то раздумывая, то ободряя, то отчаянно изливая глубинную боль. Письма разносила Почтальонка (А.Барабанова) – почти девочка в шали, осеннем пальтишке и больших не по размеру башмаках. В начале спектакля она провожала на фронт «Диму» (Д.Пивоваров) – славного мальчика в чистенькой рубашке. Этого Диму мы видели на сцене лишь дважды, но ожидание его возвращения стало основным стержнем роли. В финале, в сцене возвращения фронтовиков, он так и не появлялся, и Почтальонка, сжавшись, вдруг закрывала лицо руками. На сцене было много персонажей, из них ни одного незначительного, проходного, но эта безмолвная фигурка мощно притягивала внимание.
Несмотря на эмоциональный накал спектакля, он не был надсадно тяжел – в нем было место и неназойливому юмору, и романтике. Потому ли, что спектакль был полон чудесных находок и выразительных деталей, потому ли, что каждый, даже самый эпизодический, персонаж выносил на сцену свою судьбу и характер, фрагменты спектакля до сих пор стоят перед глазами.
…Последние довоенные танцы. Много молодых лиц, на глазах у зрителя разворачивающиеся маленькие романы, драка, затеянная колоритным пареньком в кепке – местным хулиганом (А.Втулов). И в разгар этой драки – голос Левитана. Люди стоят подавленные, растерянные. И лишь тот самый хулиганистый паренек, прошмыгнув меж них, ставит на патефон пластинку, и звучит танго. Его поступок на миг вызывает недоумение, возмущение – но вот пары, повинуясь мелодии, вновь соединяются и начинают танец-прощание. Еще кружатся любящие, но на сцене уже появилась фигура комиссара, и один за другим мужчины оставляют своих партнерш, выстраиваясь в шеренгу призывников. Так и уходит их строй, неумело маршируя, под танго, которое забыли остановить…
…Звучит взволнованное письмо солдатской матери. Интеллигентная, похожая на пожилую учительницу женщина (засл.арт.РФ Л.Исакова) наивно умоляет сына поберечь себя – а на авансцене в окружении притихших солдат угрюмый комбат на коленке пишет похоронку…
...Прервав тяжелую, монотонную работу, женщины сгрудились вокруг подруги, получившей письмо от мужа. Письмо окончено, и, словно в ответ, другая баба начинает читать текст письма на фронт, потом третья... Голоса сливаются, перекрывают друг друга – это актрисы делают слышимыми тревожные, спутанные мысли, обращенные к любимым. Здесь и попытка подбодрить, и неприкрытая тоска, и бытовые, домашние детали («Я надела твой свитер, потому что было очень холодно!» – кричит, заглушая тревогу, чуть смешная и трогательная Женщина в берете – Е.Иконникова)… Внезапно одна из женщин бросается в пляс. За ней – другая, третья, и вот уже все женщины, отчаянно топоча ногами и надсаживая горло, «не в склад не в лад» выкрикивают частушки. И последней, перекрикивая всех, выходит еще недавно по-звериному кричавшая над похоронкой мать солдата:
Пойдем, подружка, в полюшко
Искать гусино перышко.
И на это перышко
Нанизываем горюшко!..
…Концерт в госпитале. Бойкий молодой мужчина на костылях (Е.Семенов), внезапно прерывая артистов, запевает: «Как за Камой за рекой…», выделывая здоровой ногой такие бедовые коленца, что страшно: а ну как рухнет! Но этому ухарю сам черт не брат, и что-то прекрасно русское, бесшабашное есть в нем. В финале спектакля невольно ищешь глазами его задорное лицо – но среди вернувшихся с войны его нет…
…Солдаты читают письма с фронта. За каждым письмом – своя история. Почти всех пишущих мы уже видели и запомнили. А вот и воин, награжденный званием Героя Советского Союза, – тот самый хулиган, устроивший на танцах драку. Гордо и озорно улыбаясь, он обещает «и в дальнейшем бить фашистов, как подобает… герою!».
Финал – возвращение с войны – шел на пронзительной ноте. И в то же время надрыва в ней не было: спиной к залу в глубине сцены стояли навсегда ушедшие воины, а на авансцене лежали их пилотки и букетики полевых цветов. Навсегда в памяти осталась молодая Женщина в берете, одиноко стоящая в толпе – та самая, что в холода надела мужнин свитер. Она искательно озиралась в гуще народа – и внезапно, все поняв, разворачивалась и уходила с опущенной головой. Этот резкий уход был криком. Так же запоминалась и немолодая интеллигентная пара (С.Смирнов и засл.арт.РФ С.Басова) – двое, крепко прижавшиеся друг к другу в бурном людском море, словно не веря своей радости. Единение сцены и зала было полным, актеры с цветами в руках спускались к зрителям, и поздравляли их, а зрители поздравляли актеров...
Как ни больно об этом писать, но с «Письмами…» связана очень печальная история. По неизвестным причинам спектакль прошел всего два раза – на майских праздниках, когда многие просто разъезжаются, – и при этом в городе почему-то не было дано широкой рекламы... Словом, неясно, как так получилось, но многонаселенный, эмоционально трудный спектакль дважды игрался при практически пустом зале. Здесь нужно отдать должное актерам, которые оба раза отработали «на разрыв аорты» для нас – небольшой кучки зрителей, надолго сохранивших в памяти это грустное и прекрасное творение.
__________________