Пол Моррисон. «Соломон и Гэйнор». Великобритания, 1999
Пол Моррисон решил поведать нам одну из тех историй, которые потом превращаются в баллады. Тех самых, что поэтическим языком рассказывают, как беременная героиня бежала за конем своего возлюбленного или как герой со стрелой в груди прошел сотню миль на условленное свидание с любимой и испустил дух на ее пороге… Режиссер как будто задался целью показать, как выглядят такие истории, если счистить с них глянец певучего стиха и поэтических метафор.
Вот только, избавленные от балладной условности, они оказываются неизбывно печальны. Неизбывно печальна и любовь героев фильма — юноши из еврейской семьи и девушки из христианской общины. С английской балладой фильм роднит не только сюжет и типичное балладное название (в двух словах перечисляется, кому на сей раз предстоит любить и страдать), – но и нарочито отстраненный «тон», которым рассказывается история. Будь это, скажем, американский фильм — его расцветили бы яркими красочными кадрами, запоминающимся музыкальным фоном и эффектными мизансценами, но он снят подчеркнуто сдержанно, даже некрасиво, безо всякой лакировки, кажется, почти без музыкального сопровождения — просто серия сцен из жизни маленького шахтерского городка в Уэльсе. Даже язык, которым говорят герои, – смесь идиша, валлийского и английского, преимущественно ломаного (фильм приходится смотреть с субтитрами) – усиливает иллюзию наблюдения за реальной жизнью, намекает, что здесь не играют со зрителем в поддавки. Очень просто и реалистично показана случайная и нескладная любовь двух очень молодых, а потому беззащитных людей. «Недотепистость» героев не раздражает, их неосторожность не кажется сценарным ляпом — лишь заставляет сердце сжаться от их незрелости и запутанной ситуации, в которой оба оказались. В жизни подростковые и полуподростковые связи обычно так и выглядят: абсолютно теряющийся трогательный остолоп и стремительно взрослеющая девушка.
Здесь хочется сказать два слова об исполнителях. Ниа Робертс оказывается подлинной жемчужиной этого фильма, настолько растворяется она в своей Гэйнор, одновременно целомудренной – и пылкой, женственно-податливой – и гордой. Герой Йоана Гриффита на глазах у нас проходит путь от мальчика до мужа и отца, и актер последовательно и достоверно проводит его по этому пути, проживая взросление и мужание юноши, ввязавшегося в любовь, как в игру, и постепенно осознавшего невозможность жить без этой любви. Оба убедительны и естественны в любовных сценах, на одном дыхании играют страсть, и даже некрасивые лица их героев в такие моменты становятся ослепительно прекрасны.
Реализм Пола Моррисона доходит до натурализма, в фильме много телесного, но эта телесность подается без брезгливости и смакования грязных деталей (что в искусстве, по сути, одно и то же) – в ней есть почти библейская простота. Отчасти поэтому настолько лишены пошлости очень откровенные «постельные» сцены. В сущности, именно они взрывают ту обыденность, в которой живут Гэйнор и Соломон, контрастируя с общей приглушенной цветовой гаммой их мира. Спрятавшись от родных, в золотистом свете то лампы, то утра, герои творят свою сказку без будущего, отдаются своему первозданному раю, за который неминуемо последует расплата.
Насколько трогательны в своей любви герои, настолько же отвратителен брат Гэйнор. Крэд (М.Л. Джонс) здесь — зримое воплощение той силы, которая разлучает влюбленных, бессмысленно ломая их судьбу. Режиссер вновь не демонстрирует своего отношения к происходящему, обманчиво растворяя его в натуралистических деталях «неприкрашенной жизни», но если в главных героях земное проявляется радостно, живо и молодо, то природа всего, что связано с Крэдом, – грязь и кровь. В самом начале фильма его показывают купающимся в грязной воде. На глазах Соломона Крэд режет свинью. Камера бесстрастно показывает, как жестоко, все больше зверея, он избивает любовника сестры — смотреть на это невозможно, но, кажется, такого эффекта и добивался режиссер, предлагая зрителю самому сделать выводы. Собственно, вся история — о том, как беззащитна бывает любовь перед открытой жестокостью, ханжеством и упрямством. Сама любовь у Моррисона неубиваема, а люди вполне, и руку к этому (как в нашумевшей повести Щербаковой "Вам и не снилось") прикладывают самые близкие: одержимый ревностью друг, брат, фанатично защищающий честь семьи, родители, гордящиеся умным способным сыном. Спровадив нежеланную невестку с порога, мать вместо рассказа о ее бедствиях пишет Соломону полное любви и гордости письмо, советует, как добиться успеха, а в это время ее "подающий большие надежды" сын ночует в сараях и пешком идет через горы к невесте - ведь он, как то бывает в балладах, поклялся быть с ней еще до рождения ребенка.
У этой баллады, как и у многих других, не будет светлого бравурного финала. Смерть и жизнь сойдутся в предфинальной сцене, но завершит все безрадостный путь Гэйнор в отчий дом. Разве только нечто человеческое появится в звероподобном Крэде после того, как ему воочию предстанет страшная сила, неизвестная ему прежде.
Ведь "крепка, как смерть, любовь... и стрелы ее - стрелы огненные".
